Ты принадлежишь тьме

Нижеследующий текст представляет собой мой собственный перевод рассказа-вступления к кланбуку Ласомбра за авторством Брюса Бо (Bruce Baugh). Впрочем, думаю, что он будет интересен даже людям, не знающим, что такое кланбук и кто такие Ласомбра. В общем, всем поклонникам мистики и ужасов посвящается.

Десять лет назад:

Я чувствую биение крови в моей голове. Оно становится тем громче и быстрее, чем больше её вытекает из порезов на моём лице, стекая вниз и капая на кучу битого стекла подо мной. Аварийные огни моего фургона кажутся чёрными, отражённые под тысячей углов отовсюду, куда осколки зеркал воткнулись после столкновения. Разбитый уличный фонарь где-то над моей головой устраивает мне неожиданный душ из тысяч искр. Я начинаю думать, что выхода нет. Даже если скорая помощь прибудет через... нет, я всё равно умру.

Это произошло внезапно. Я вёл свой новый фургон, проверяя модификации для коробки передач, позволяющие управлять машиной только при помощи рук. Страшновато, но всё-таки я это делал. Отец и мать сидели сзади, не слишком одобряя мои действия, но и не желая выражать своё недовольство вслух. Наш разговор был совершенно обычным, без неудобных вопросов в духе "ты уверен, что калеке стоит пробовать так делать?" или "не думаешь ли ты, что десять лет навязчивого гнева из-за той аварии - это и так достаточно?".

Отец рассказывал истории о недавних строительных проектах и показывал нам результаты работ, проделанных его фирмой над особняками, мимо которых мы проезжали. Я решил поехать домой длинным путём, через Арройо Секо, и посмотреть, как много известных по фильмам достопримечательностей мы сможем распознать. В этих местах жило множество папиных клиентов, и некоторые из них были достаточно богаты, чтобы пользоваться услугами его фирмы. Некоторые из их заказов были довольно странными - например, спальня со встроенным в потолок подъёмником, позволявшим хозяину опускать его до пяти футов над полом "для большего уюта". Папа принялся перечислять все строительные правила, которые приходилось обходить (в том числе и при помощи взяток) ради этих заказов.

А потом свет исчез по обе стороны дороги. Не только свет уличных фонарей - вообще весь. И свет в окнах, и даже помигивания сигнализаций в припаркованных машинах. Тьма поглотила всё, оставив лишь месяц над головой. Я начал съезжать на обочину, зацепился за что-то и слетел с моста.

Я думаю, всё дело во времени. На пару секунд раньше - и я бы врезался в десятифутовую шумопоглощающую стену. Было бы больно, может, даже очень больно, зато машина бы остановилась. На пару секунд позже - и я угодил бы в оставшийся ещё с восьмидесятого года проволочный забор. Скорее всего, от столкновения машину не раз крутануло бы, а возможно, и перевернуло, но где-нибудь на мосту мы бы в любом случае остановились. Промежуток между стеной и забором весьма невелик, но я попал прямо туда.

Падая на крышу склада, фургон перевернулся. Вот почему я сижу здесь вниз головой, мои бесполезные ноги болтаются вверху, а мои руки приколоты к потолку машины. Если бы только я мог поднять свою правую руку. Я мог бы дотронуться до кусков стекла, влетевших в салон за моей спиной. Один из них угодил отцу в горло. Ещё два пронзили маму, один торчал из её правого глаза, а другой - чуть ниже ключицы. Отец хрипел несколько минут, но мама не издала ни единого звука. Я думаю, они умерли довольно быстро.

Остался только я. Я не могу открыть дверь. Я могу позвать кого-нибудь на помощь, но не думаю, что поблизости кто-то есть. Я не могу отстегнуть ремни безопасности или набрать экстренный код на установленном в машине телефоне.

И тут свет резко вернулся. Я увидел весь склад, расположившийся подо, или, быть может, надо мной. Это здание времён Второй Мировой. Помнится, однажды я написал статью о невероятной долговечности "временных" зданий вроде этого. Скрученные листы гофрированного алюминия теперь беспорядочно лежат вдоль длинных рядов стекла. Зеркала, окна, просто странные куски стекла, предназначение которых я не могу определить. Свет отражается в осколках, напоминая мне свет луны во время затмения, тёмно-красный и зловещий. Вся эта ситуация мне что-то напоминает. Плохой день Пауля Кли. Кошмар футуриста. Кровь внутри меня стекается к голове. Тупое образование. Ум не поможет тебе, если ты зажат в перевёрнутом вверх дном фургоне. Нет, Кли не был настолько неуклюжим и беспомощным.

Я ещё раз смотрю в зеркало заднего вида. Мои родители по-прежнему там, где были. В этот момент машина слегка скользит вниз. Ремень безопасности врезается мне в шею и в ключицу. И без всякого предупреждения на моём плече оказывается чья-то рука. Я не могу повернуть голову, поэтому я закатываю глаза как только могу, и вижу тонкую руку с аккуратно подстриженными ногтями. Маленькую, грациозную, с очень тёмной кожей, как у жителей Африки или Новой Гвинеи. Я смотрю в зеркало и никого не вижу. Это галлюцинация.

- Эндрю.

Голос слышен ясно, хотя он и тихий, почти как шёпот. Каждый слог выходит отчётливо и понятно. Я не вижу ничего в зеркале. Я чувствую руку на моём плече. У неё нет пульса.

- Эндрю, признай, что я здесь. Ты слышишь меня.

Я молчу.

- Я не галлюцинация. Ты умираешь, и нам нужно поговорить.

Я молчу.

- История твоей жизни ещё не прочитана. Поговори со мной.

Что-то в голосе кажется мне настолько... взвинченным, что я чуть не смеюсь и решаю заговорить.

- Какая история? Ты хочешь провозгласить себя архитектором моих мучений? Проклятием, заставившим меня страдать за мои дела? Отвали. Даже умирая от удушья, я надеюсь на нечто большее.

- Именно это мне и хотелось сказать.

- Что?

- Сказать тебе, что твоя жизнь была моим хобби уже лет десять, и пришло твоё время решать, что будет дальше. Слушай меня, - и голос начинает медленную литанию секретов, тех вещей, о которых я никому никогда не рассказывал: о маленьких разочарованиях и крушениях надежд, о несложных испытаниях и о настоящих жизненных катастрофах. Говорящий, чей пол я до сих пор не могу определить, говорит мне о халатных врачах, о безумных почтальонах, о заносчивых редакторах и бесчисленном множестве других людей, сделавших мою жизнь невыносимой. Пока он говорит, я понимаю, что он никогда не останавливается, чтобы сделать вдох.

- И всё это случилось из-за тебя?

- Лишь то, что было в моих силах.

- Зачем?

Смех. Теперь я уверен, что голос принадлежит женщине.

- Ты знаком с историей Иова, Эндрю?

- Конечно. Бог отнял у него всё, чтобы доказать Сатане, что он был достойным человеком. Я надеюсь, ты не собираешься назваться Его ангелом.

- Слушай меня, - голос остаётся спокойным, но в нём слышен приказ. Мой рот захлопывается без каких-либо осознанных усилий с моей стороны. Один из ногтей на этой безупречной руке пронзает мою кожу. - Избавь меня от своего юмора. Я выбрала тебя не в качестве шута.

Я не могу задать очевидный вопрос, но каким-то образом она обо всём догадывается.

- Мне нужно было выяснить, что ты из себя представлял без всех тех вещей, что составляли твою личность. Если бы с этой целью я могла поместить твой мозг в банку и проводить над ним эксперименты, я бы так и сделала. Мне нужно было отделить твой разум от твоей жизни настолько, насколько возможно, чтобы посмотреть, сможешь ли ты вынести все потери. Твоя жизнь была испытанием. Ты прошёл его, если хочешь.

Я снова могу говорить.

- И что же я выиграл? Надеюсь, это полотенце. А то у меня глаза сейчас слезиться начнут.

- Вечность.

- Я же говорил, что не хочу разговаривать с ангелом.

- Говорил. Я не ангел, - в голосе слышна улыбка. - Позволь показать тебе.

Я слышу скрежет металла за спиной. На секунду мне кажется, что я теряю боковое зрение. Потом я осознаю, что около моей машины движется что-то осязаемое и черное, похожее на небольшой столб дыма. В центре этой живой тьмы я вижу женщину. Она высокая, но стройная, и её лицо всё покрыто шрамами. Её волосы... это вовсе не волосы, это слои движущихся теней, похожие на рассыпающийся гранит или отстающую от дерева кору. Её руки кажутся достаточно нормальными - я узнаю руку, запястье которой лежало на моём плече. Под ними, однако, через прорези в её серой мантии пробивается ещё пара рук. Они покрыты чёрными пятнами, что немного напоминает мне виденное на фотографиях, изображавших изменения оставленного на улице мяса в течение года.

Она пугает меня до полусмерти, потому что я уже понял, что всё это - реальность. У меня раньше уже бывали галлюцинации, но сейчас я не вижу никаких признаков того, что вся эта сцена - лишь плод моего воображения. Пара секунд уходит у меня на то, чтобы осознать, что она висит вниз головой, судя по тому, что её глаза находятся прямо напротив моих. Я чувствую, что мой мозг начинает подбирать ассоциации, как будто какой-то независимый от моей воли мыслительный процесс начал искать в моей голове всё, с чем для меня связано слово "тьма". Воспоминания мелькают и колышутся в моей голове, как тьма вокруг женщины.

- Эндрю, - говорит она через сжатые губы. - во тьме ты видишь свои страхи, не так ли?, - она замечает мой лёгкий кивок. - Твоя жизнь и всё, что в ней было - всё это жило под твоей кожей. Теперь всё вытекает из тебя вместе с самой жизнью. Учись.

Одна из этих сотканных из тьмы рук протягивается ко мне. Она пробивается через остатки окна на боковой двери и останавливается перед моим лицим. Одним движением она обвивается вокруг моей головы, совершенно закрывая глаза. На мгновение мне кажется, что я что-то слышу, но потом все звуки исчезают. Даже остающиеся в глазах после их закрытия слабые цветные видения исчезают, живая тьма проникает под мои закрытые веки. Я не могу даже сделать вдох.

Зато вспышки воспоминаний становятся гораздо ярче. Из них исчезают все физические чувства, оставляя лишь эмоции. Злость - на аварию, на больницу, на моих родителей, на бюрократов из правительства, на грёбаных докторов, неспособных понять то, что я им говорил. Страх - быть отверженным, потерять и разум, и ноги, никогда больше не писать, страх умереть в старости и бедности. Амбиции и гордость по поводу следующей большой работы, желание доказать, что все доктора и все, кто во мне сомневался, даже мои родители, были неправы. И чёрной нитью вплетённая во все эти чувства депрессия, желание просто взять и выйти из тела. Я напоминаю самому себе сосуд, через край заполненный грязью тёмных страстей. Я не могу сражаться за что-то, и поэтому заполняю пустоту внутри себя длинным списком вещей, против которых сражаюсь.

Я снова могу видеть, но перед глазами всё расплывается. Я чувствую вокруг своих глаз свернувшуюся кровь, и теперь моё боковое зрение действительно пропадает из-за недостатка кислорода. Смерть уже рядом.

- Видишь ли, Эндрю, ты - лоскут, оторвавший себя от материи общества. Но ты пока не знаешь, что хочешь сшить из самого себя, и одного гнева здесь мало. Ты видишь?

Я киваю. По крайней мере, стараюсь кивнуть. Моё лицо немеет.

- Позволь рассказать, что ждёт тебя впереди.

Сперва её история кажется мне какой-то неуместной второсортной пародией. Она описывает, как росла в Бельгийском Конго, как слышала в своём сердце голоса богов, которых тамошние колонизаторы стремились уничтожить. Она описывает грабежи, уничтожение целых племён, порабощение и унижение европейцами, пришедшими в её земли за богатством. Она рассказывает, как слышала голос ночи в душе одного амбициозного надсмотрщика, который сошёл с ума и покончил с собой. "Видишь, Эндрю, не один ты познал, что такое страдание."

Она рассказывает, как блуждала ночами по берегу реки, надеясь однажды услышать слова луны или теней. И в одну из этих ночей тени с ней заговорили. Перед ней появился бледный человек и прочитал ей литанию её горя. И предложил силу для отмщения.

- А теперь смотри, Эндрю.

Сотканная из тьмы рука хватает моё сиденье и аккуратно вынимает его из машины, пока другая рука одним движением вырывает остатки моей двери. Один переворот - и я больше не подвешен вниз головой. Женщина тоже переворачивается, оставаясь лицом ко мне, и медленно опускается на землю. Под моими туфлями похрустывают окровавленные осколки стекла. Женщина делает шаг из окружающей её тьмы и одной рукой поднимает меня вместе с сиденьем. Она пару раз подкидывает меня в воздух перед тем, как опустить. Меня бы вырвало, если б только в животе ещё что-то осталось.

Она садится на корточки и смотрит прямо на меня, пока я нащупываю застёжку ремня безопасности. "Перестань" - говорит она, и я замираю на месте. Не потому что хочу этого, а потому, что мои мышцы мне не подчиняются.

- Вставай.

Против моей воли мои руки отстёгивают ремень безопасности и ставят меня в вертикальное положение. Пару секунд я качаюсь, а потом падаю лицом прямо в стекло. Полдюжины осколков пронзают моё лицо, один из них лишь на долю дюйма промахивается мимо правого глаза. Один осколок попадает мне в рот и застревает напротив моих верхних дёсен. Я чувствую, как он царапает зубы под ними.

- А теперь помечтай, Эндрю. Представь, что ты способен самостоятельно сделать то, что я только что заставила тебя сделать. Ты помнишь своих врагов. Я об этом позаботилась. Ты можешь представить, что они страдают, как ты страдаешь сейчас, или даже сильнее? Примешь ли ты этот дар?

Последнее слово застаёт меня врасплох. Дар? Боль и кровь - это дар? Но в моей голове снова проносятся ассоциации. Я был полностью уверен в том, что знаю, как устроен мир. Я смеялся над теми, кто был со мной не согласен. В ящике моего рабочего стола лежит целая папка писем от читателей, которые писали, что потеряли из-за меня все иллюзии и лишились веры. Могло ли что-то меньшее убедить меня?

И я рисую в своём сознании все муки, которые описала женщина.

- Да, - это слово обтекает застрявший во рту кусок стекла. - Да.

Чёрные руки переворачивают меня, и я оказываюсь лежащим на спине. Она открывает рот, демонстрируя мне клыки. Они совсем не похожи на киношные подделки. Они действительно растут прямо из её челюсти, и они острее клыков любого хищника. Дыхание не заставляет двигаться мой разорванный воротник, пока она нагибается к моей шее. На мгновение я замечаю маленькие каналы по краям её клыков, наполненные частичками засохшей крови. Почему-то меня это удивляет...

Я думал, что знаю, что такое страдание, но я никогда раньше не чувствовал такой острой всепоглощающей агонии. Проколы на моей шее совсем маленькие, и я знаю, что рядом с ними нет никаких особо важных нервов, но, несмотря на это, я чувствую себя так, будто по телу прокатывается огненная волна.

Но сразу после этого приходит удовольствие. Не физиологическое, нет - лишь чувство того, что всё наконец закончилось, и закончилось хорошо. Я слышу голос женщины в моей голове: "Таково твоё предназначение как добычи. Запомни то, что навсегда оставляешь позади. Ты больше не скот". Мой пульс слабеет, замедляется. Останавливается. С точки зрения медицины я мёртв. Мои глаза ещё видят что-то, но и это скоро прекратится. В моей крови больше нет кислорода. Да и самой крови у меня больше нет. По моему телу разливается спокойствие.

В глазах темнеет, и я не вижу, как женщина нагибается ко мне. Я слышу, как она что-то прокусывает. Она подносит своё холодное запястье к моим губам. Её кровь, густая и медленно текущая, просачивается сквозь мои закрытые губы. Боль возвращается, как будто мощный электрический заряд ударяет прямо мне в глотку. Десять лет прошло с тех пор, как я последний раз чувствовал что-то нибудь ниже моих бёдер. Теперь, когда волна боли достигает моих ног, я снова их чувствую. Я чувствую осколки под ними, чувствую надетые на меня брюки. Жизнь ушла, но теперь нечто другое пробуждается внутри меня.

Мои глаза открываются. Женщина улыбается мне.

- Это был первый шаг.

Сейчас:

Как видишь, ты не единственный, кто пережил такую потерю. Да, я знаю - там, где раньше была твоя семья, твоя работа, твоё положение в обществе, теперь есть лишь боль. Мне это знакомо.

Но есть способ возместить утраченное, если ты захочешь. Готов ли ты стать настоящим хищником, или предпочтёшь остаться добычей, обманутой иллюзией собственного величия?